"... В Случевском меньше всего было художника. Он писал свои стихи детским почерком, скорее каракулями, - не совсем чистым почерком, а скорее выражениями. В поэзии он был косноязычен, но как Моисей. Ему необходим был свой Аарон, чтобы передавать божественные слова другим; он любил выступать под чужой маской: Мефистофеля, "одностороннего человека", духа ("Посмертные песни"), он любил заимствовать чужую форму, даже если это была форма пушкинской поэмы. Когда же он говорил прямо от себя, как, например, в "Песнях из уголка", то все выходило у него неуклюже, почти смешно, и одновременно с этим - часто пророчески сильно, ярко и огненно. В самых увлекательных местах своих стихотворений он внезапно переходил на прозу, неуместно вставляя слова, разбивая всю общую красоту и, возможно, именно таким путем достигал особого и неповторимого впечатления, присущего только ему. Стихи Случевского часто выглядят непристойно, но это так же непристойство, как у искривленных кактусов или у чудовищных рыб-телескопов. Это - оскверненная форма, в которой нет ничего низменного или подлое, скорее это его собственное своеобразие, хотя и далекое от красоты..." (В.Брюсов)